Я встаю. Значит, я врезался в витрину с трофеями.
— Ты в порядке? — спрашивает Генри, глядя на порез.
— Да, все нормально. Идем.
Мы бежим по коридору в спортзал, пересекаем его и запрыгиваем на сцену. Я зажигаю свет и вижу, как синий мат отодвигается словно сам по себе. Потом поднимается люк. И только теперь Шестая снова делает себя видимой.
— Что там случилось? — спрашивает она.
— Нарвались на маленькую неприятность, — отвечает Генри, первым спускаясь по лестнице, чтобы убедиться, что в тоннеле никого нет. За ним спускаются Сара и Марк.
— Где собака? — спрашиваю я.
Шестая качает головой.
— Иди, — говорю я. Она спускается, и на сцене остаюсь только я. Я свищу так громко, как только могу, прекрасно понимая, что тем самым выдаю свое местонахождение. Я жду.
— Джон, иди, — зовет снизу Генри.
Я сползаю в люк, ноги уже на лестнице, но по грудь я еще над сценой, смотрю.
— Ну, давай же! — говорю я сам с собой. — Где ты?
И в ту долю секунды, когда у меня уже не остается выбора и надо отказаться от ожидания, и перед тем, как я прыгаю вниз, в дальнем углу спортзала материализуется Берни Косар и мчится ко мне, прижав уши к голове. Я улыбаюсь.
— Ну, давай же! — теперь кричит уже Генри.
— Иду! — кричу я в ответ.
Берни Косар запрыгивает на сцену и ко мне на руки.
— Держи! — восклицаю я и передаю собаку Шестой.
Я спрыгиваю вниз, закрываю и запираю люк и включаю свои ладони на полную яркость.
Стены и пол бетонные и пахнут плесенью. Нам приходится идти, сильно согнувшись, чтобы не задеть головами потолок. Шестая идет впереди. Тоннель длиной метров тридцать, и я не могу предположить, для чего его могли бы использовать. Мы добираемся до конца; несколько коротких ступеней ведут к лежачим металлическим дверям. Шестая ждет, пока мы все подходим.
— Куда они выходят? — спрашиваю я.
— За учительскую стоянку, — отвечает Сара. — Недалеко от футбольного поля.
Шестая прижимается ухом к щелке между закрытыми створками и слушает. Ничего кроме шума ветра. У всех нас лица покрыты потом, пылью и страхом. Шестая смотрит на Генри и кивает. Я выключаю свой свет.
— Хорошо, — говорит она и становится невидимой.
Она немного приподнимает дверь, чтобы только просунуть голову и оглядеться. Мы смотрим и ждем, затаив дыхание, прислушиваясь, с напряженными до предела нервами. Она поворачивается в одну сторону, потом в другую. Удовлетворенная тем, что мы смогли пройти незамеченными, она открывает дверь полностью, и мы выбираемся друг за другом.
Вокруг темно и тихо, никакого ветра, справа от нас деревья в лесу стоят неподвижно. Я оглядываюсь вокруг, вижу исковерканные остовы машин перед дверями школы. Нет ни звезд, ни луны. Нет и неба, как будто мы оказались под куполом тьмы, где остались только тени. Берни Косар начинает рычать, сначала низко, и поэтому я думаю, что он рычит только от волнения; но рык становится более свирепым, более грозным, и я понимаю, что он что-то учуял. Мы все поворачиваем головы в ту сторону, куда он рычит, но там ничего не движется. Я делаю шаг вперед, чтобы прикрыть собой Сару. Я думаю о том, не включить ли свет, но понимаю, что это выдаст нас даже быстрее, чем рычание собаки. Неожиданно Берни Косар срывается с места.
Он сначала пробегает метров тридцать и потом подпрыгивает и вонзает зубы в одного из невидимых скаутов, который материализуется из ничего, словно разрушилось какое-то заклятие невидимости. В одно мгновение мы видим вокруг себя всех их, не меньше двадцати, и они начинают приближаться.
— Это ловушка! — кричит Генри и дважды стреляет, заваливая двух скаутов.
— Возвращайтесь в тоннель! — кричу я Марку и Саре.
Один из скаутов нападает на меня. Я поднимаю его в воздух и со всей силы бросаю в ствол дуба, стоящего метрах в двадцати. Он со стуком падает на землю, быстро поднимается и бросает в меня нож. Я отвожу его и бросаю скаута еще раз и еще сильнее. Он взрывается в пепел у подножья дерева. Генри снова стреляет, его выстрелы отдаются эхом. Две руки хватают меня сзади. Я почти успеваю сорвать их, когда понимаю, что это Сара. Шестой нигде не видно. Берни Косар свалил могадорца на землю, глубоко вцепившись зубами ему в горло, глаза собаки горят адским огнем.
— Возвращайтесь в школу! — кричу я.
Она не отпускает меня. В тишине звучит раскат грома, собирается гроза, вверху сгущаются темные тучи, ночное небо прорезают вспышки молний, и гремит гром, с каждым новым раскатом Сара вздрагивает. Шестая снова появилась, она стоит шагах в десяти, глаза устремлены к небу, лицо исказилось от концентрации и напряжения, руки подняты вверх. Это она создает грозу, контролирует погоду. Стрелы молний начинают бить вниз, поражая скаутов прямо там, где они стоят, вызывая маленькие взрывы, которые обращают их в облачка пепла, вяло дрейфующие через двор. Генри отошел в сторону, чтобы перезарядить ружье. Скаут, которого грызет Берни Косар, наконец умирает и взрывается кучей пепла, который накрывает морду собаки. Она чихает, отряхивается от пепла и преследует ближайшего скаута, пока оба они не исчезают в густом лесу метрах в пятидесяти. Я испытываю невыносимый страх, что вижу Берни Косара в последний раз.
— Вы должны идти в школу, — говорю я Саре. — Вы должны идти прямо сейчас и спрятаться. Марк! — кричу я. Я поднимаю глаза, но не вижу его. Я оглядываюсь вокруг. Замечаю его, он бежит к Генри, который все еще перезаряжает ружье. Сначала я не понимаю, почему, но потом вижу, что происходит: скаут-могадорец атакует Генри, а тот этого не видит.