Мы съезжаем с дороги, чтобы поесть, заправиться и купить новые телефоны. Идем на стоянку грузовиков, где едим запеченный батон с фаршем и макароны с сыром. Это одна из немногих вещей, которая, как признает Генри, лучше того, что у нас было на Лориен. Пока мы едим, он изготавливает на своем лэптопе новые документы с нашими новыми именами. Когда мы доберемся, он их отпечатает, и для всех мы будем теми, за кого будем себя выдавать.
— Так ты уверен насчет Джона Смита?
— Да.
— Ты родился в Тускалузе, штат Алабама.
Я смеюсь.
— Как ты это придумал?
Он улыбается и кивает в сторону двух женщин, сидящих через несколько столиков от нас. У обеих очень задорный вид, а на одной надета футболка с надписью: «В ТУСКАЛУЗЕ МЫ ЭТО ДЕЛАЕМ ЛУЧШЕ».
— И это будет следующее место, куда мы поедем, — говорит он.
— Это, конечно, глупо, но я надеюсь, что мы останемся в Огайо надолго.
— Конечно. Тебе нравится мысль отправиться в Огайо?
— Мне нравится мысль о том, чтобы завести друзей, ходить в одну и ту же школу дольше, чем несколько месяцев, и, может быть, вести нормальную жизнь. Я начал ее во Флориде. Это было здорово, и в первый раз с тех пор, как мы оказались на Земле, я почувствовал себя почти нормальным. Я хочу найти подходящее место и остаться там надолго.
Генри выглядит задумчивым.
— Ты сегодня смотрел на свои шрамы?
— Нет, а что?
— А то, что речь идет не о тебе. Речь идет о выживании нашей расы, которая была почти полностью уничтожена, и о том, чтобы сохранить тебе жизнь. С каждым разом, когда один из нас умирает, — с каждым разом, когда умирает один из вас, Гвардейцев, — наши шансы уменьшаются. Ты — Четвертый, ты — следующий на очереди. За тобой охотится целая раса злобных убийц. Мы уедем при первых же признаках угрозы, и я даже не буду это с тобой обсуждать.
За рулем все время Генри. Если не считать остановок и изготовления новых документов, дорога занимает примерно тридцать часов. Я в основном дремлю или играю в видеоигры. Из-за своих рефлексов с большинством игр я справляюсь быстро. На самую трудную ушло около дня. Больше всего мне нравятся войны с пришельцами и космические игры. Я притворяюсь, что вернулся на Лориен, сражаюсь с могадорцами, рублю их и обращаю в прах. Генри считает это глупостью и пытается отговаривать меня от этого. Он утверждает, что мы должны жить в настоящем мире, где война и смерть — это реальность, а не притворство. Закончив с последней игрой, я поднимаю взгляд. Я устал сидеть в пикапе. Часы на панели показывают 7:58. Я зеваю и тру глаза.
— Еще далеко?
— Почти приехали, — говорит Генри.
Вокруг темно, но на западе небо тускло подсвечено. Мы проезжаем фермы с лошадьми и скотом, потом пустые поля, а за ними деревья, тянущиеся так далеко, насколько хватает глаз. Это как раз то, чего хотел Генри: спокойное место, где можно оставаться незамеченными. Раз в неделю он по шесть, семь, восемь часов обшаривает Интернет, чтобы обновить список выставленных на продажу или в аренду домов по всей стране, которые отвечают его требованиям: изолированные, сельские, доступные немедленно. Он сказал мне, что только с четвертой попытки — сначала он звонил в Южную Дакоту, в Нью-Мексико и в Арканзас — он нашел дом, который сдается в аренду и в котором мы теперь будем жить.
Через несколько минут мы видим россыпь огней, которые означают, что мы добрались до города. Мы проезжаем знак с надписью:
...ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ПАРАДАЙЗ, ОГАЙО. НАСЕЛЕНИЕ: 5243 ЧЕЛОВЕКА.
— Ну и ну, — говорю я. — Это место еще меньше, чем то, в Монтане.
Генри улыбается.
— Как ты думаешь, для кого это рай?
— Может, для коров? Для пугал?
Мы проезжаем старую заправку, автомойку, кладбище. Потом начинаются дома, обшитые панелями, стоящие примерно в десяти метрах друг от друга. В большинстве из них на окнах висят украшения к Хэллоуину. К дверям через маленькие дворики ведут дорожки. В центре городка находится площадка с круговым движением, а посередине стоит статуя человека верхом на лошади и с мечом в руке. Генри останавливается. Мы оба смотрим на статую и смеемся, хотя смеемся не над ней, а потому, что надеемся, что здесь больше никто не появится с мечом в руках. Он продолжает ехать по кругу, а когда выезжает с него, навигатор GPS показывает, что надо поворачивать. Мы направляемся на запад и покидаем город. Проезжаем семь километров и сворачиваем налево на посыпанную гравием дорогу, потом едем мимо распаханных полей, на которых летом, наверное, растет кукуруза, потом еще полтора километра сквозь густой лес. И тут мы его находим, едва видный в зарослях, ржавый серебристый почтовый ящик с черными буквами сбоку:
...ОЛД МИЛЛ, дом 17.
— Ближайший дом находится в полутора километрах отсюда, — говорит Генри и сворачивает к дому. Через гравий пробивается трава, дорожка покрыта бурого цвета лужами. Генри подъезжает к дому и глушит двигатель.
— Чья это машина? — спрашиваю я, кивая на черный внедорожник, за которым Генри только что припарковался.
— Думаю, нашего агента по недвижимости.
Дом стоит в окружении деревьев. В темноте у него зловещий вид, словно того, кто жил в нем последним, спугнули, или увезли, или он бежал. Я вылезаю из пикапа. Двигатель еще пощелкивает, и я чувствую исходящий от него жар. Я беру из кузова свою сумку и стою с ней.
— Ну, как тебе? — спрашивает Генри.
Дом одноэтажный. Отделан деревянными панелями. Белая краска в основном облупилась. Одно из окон на фасаде разбито. Крыша покрыта черной мягкой черепицей, покоробленной и на вид непрочной. Три деревянные ступеньки ведут на маленькую веранду, уставленную шаткими стульями. Сам двор длинный и заросший. Последний раз траву здесь стригли очень давно.